06.06.2012

Опасная профессия

Приглашения и препоны

Продолжаем эксклюзивную публикацию глав книги ученого-геронтолога Жореса Медведева (см., пожалуйста, № 45(581), 50(586) за 2011 г.; № 3(590)—6(593), 8(595), 9(596), 12(599), 14(601), 20(606) за 2012 г.).

В 1971 г. я получил из западных университетов и институтов, в основном из США, немало приглашений — прочесть лекции или принять участие в совместной научной работе. Но реализовать их не пытался, понимая, что в оформлении заграничной поездки наверняка откажут. Однако в начале марта 1972-го мне на институтский [1] адрес в Боровске пришло письмо из Лондона, к которому я отнесся с гораздо большим интересом. Директор Национального института медицинских исследований (National Institute for Medical Research — NIMR) профессор Арнольд С. В. Бёрджен [2] приглашал меня на год (с января 1973 г.) для совместной работы по генетике старения в отделе, руководимом Робином Холлидеем.

________________________________

Арнольд Бёрджен

1 С октября 1970 г. Жорес Медведев занимался исследованием возрастных изменений клеток крови во Всесоюзном (теперь — Всероссийский) НИИ физиологии, биохимии и питания (ВНИИФБиП) сельскохозяйственных животных.
2 Арнольд Стенли Винсент Бёрджен был директором NIMR в 1971—1982 гг.; позднее шесть лет (1988—1994 гг.) занимал пост президента Академии Европы. Иностранный член НАН Украины (избран в 1992 г.).

«Исследования доктора Холлидея в области ошибок синтеза белков и аккумуляции мутаций при старении клеток, — сообщал Бёрджен, — развиваются очень быстро. Это та область, которая возникла в результате Ваших теорий. Наш институт очень хорошо оборудован, и Вам будут созданы все необходимые условия...

В Лондон? Найдите предлог отказаться!

Робин Холлидей

Статьи по результатам упомянутых исследований выходили в журнале Nature и в геронтологических периодических изданиях примерно с 1969-го. Они сразу привлекли мое внимание, и у нас с автором публикаций завязалась переписка. Робин Холлидей с 1967 г. заведовал отделом генетики в NIMR, переехав в Лондон из Кембриджа. До того он изучал в основном генетику растений и был автором одной из важных теорий в этой области. Процесс старения клеток начал исследовать в 1968-м, но не на животных моделях, а на культуре клеток.

Потенциал делений у специализированных клеток человека, например фибробластов [3], поддерживаемых в культуре, ограничен: после 50 последовательных делений они быстро накапливают изменения, дегенерируют и умирают. Этот феномен, открытый в 60-е годы американским ученым Леонардом Хейфликом, получил название предела, или лимита, Хейфлика. Подобного явления, однако, не наблюдалось в клетках раковых опухолей — они были способны к неограниченному числу делений в культуре.

_____________________________________
3 Фибробласты (от лат. fibra — волокно и греч. blastos — росток) — клетки соединительной ткани организма, основной функцией которых является синтез компонентов межклеточного вещества. Играют важную роль в заживлении ран.

Холлидей предположил, что лимит Хейфлика представляет собой аналог старения и связан с накоплением ошибок синтеза белков, который самопроизвольно ускоряется. Он обнаружил, что в старых культурах фибробластов некоторые ферменты снижают свою удельную активность, что могло быть результатом накопления аномальных «испорченных» молекул. Аналогичные исследования проводил в Израиле Давид Гершон, основным объектом экспериментов которого были не культуры клеток, а плодовые мушки дрозофилы, стареющие и умирающие в течение нескольких недель. С ним мы также неоднократно обменивались оттисками статей, что постепенно переросло в переписку.

Приглашение из Лондона было очень привлекательно: оно открывало возможность экспериментально проверить теории, разрабатываемые мной с 1951 г., в таком всемирно известном научном центре, как NIMR, сотрудники которого трижды удостаивались Нобелевских премий. Я ответил Бёрджену, что с благодарностью принимаю предложение и начну делать шаги к его реализации, но предупредил, что окончательное решение зависит не от меня.

Письмо главы NIMR я, как положено, вместе со своим заявлением (где подчеркивалось, что приглашение желательно принять) передал в середине марта Н. А. Шманенкову — директору ВНИИФБиП. Он также заведовал лабораторией белков и аминокислот, в которой работала и моя группа. Далее эти бумаги пошли в международный отдел ВАСХНИЛ, а затем и в ЦК КПСС. Порядок оформления зарубежных поездок ученых в страны Запада не изменился с 1960 г., и окончательное решение по-прежнему принимали в выездной комиссии ЦК КПСС и в КГБ.

В конце апреля Николай Александрович пригласил меня к себе в директорский кабинет и сообщил, что «инстанции» признали мою годичную поездку в Лондон «нецелесообразной». Мне рекомендовали найти благовидный предлог отказаться от нее. Я ответил, что у меня таких предлогов нет и директор может ответить на письмо из Лондона сам как руководитель, ответственный за работу своих сотрудников.

Первое интервью Солженицына для американских газет. Три взгляда на один эпизод

В 1970 г. Солженицын в основном работал над романом-повествованием «Август 1914» — первым томом эпопеи «Красное колесо», которую он планировал довести до 1921 г., захватив Февральскую и Октябрьскую революции и гражданскую войну. В 1971-м завершенный «Август 1914» пошел в «самиздат» и был направлен для перевода на иностранные языки по договорам, заключенным швейцарским адвокатом Александра Исаевича.

С начала 1972-го писатель приступил к следующему тому — «Март 1916» [4]. Дело продвигалось тяжко: исторические романы такого типа требуют документальности, огромного труда в архивах и библиотеках, для чего у писателя не было условий. К тому же проблемы со здоровьем сказывались на качестве прозы. Сложным было и семейное положение...

___________________________________
4 Вероятно, «Октябрь 1916». В роман-эпопею «Красное колесо» входят четыре «узла»: I — «Август четырнадцатого», II — «Октябрь шестнадцатого», III — «Март семнадцатого», IV — «Апрель семнадцатого». — Ред.

В 1971-м [5] у Солженицына родился первый сын — Ермолай. Теперь Наталья Светлова, вторая (тогда еще гражданская) жена Александра Исаевича, вновь ожидала ребенка. Солженицын делил время между дачей Ростроповича в Жуковке, где мог работать в одиночестве, в тишине, и квартирой, где жила его новая семья, — просторной, четырехкомнатной, с высокими потолками, на первом этаже элитарного дома № 12 по улице Горького (ныне Тверская) в Москве.

________________________________________
5 Ермолай Солженицын родился в ночь на 30 декабря 1970 г. — Ред.

Солженицын с Натальей Светловой и старшим сыном Ермолаем

Бракоразводный процесс с первой женой, проходивший в Рязани, застопорился на стадии раздела имущества. Наталья Решетовская требовала для себя четверть Нобелевской премии, обосновывая это тем, что с 1956-го по 1962 г. муж, получавший в школе за преподавание астрономии всего 60 рублей в месяц, фактически жил — и работал — в ее квартире и на ее большую зарплату доцента сельхозинститута. Причем его главные опубликованные произведения были созданы именно в тот период. Солженицын с этим ее требованием не соглашался.

Между тем в советской прессе развернулась широкая кампания против Солженицына, в ходе которой распространялась клевета о его семье (в частности, об отце и деде), его военной службе и даже лагерном прошлом. Ответить на подобные нападки в какой-либо советской центральной газете писатель не мог. И решил сделать это через западные СМИ, обоснованно полагая, что тогда его отпор злопыхателям прозвучит и в русских передачах западных радиостанций. До того он не давал интервью западным корреспондентам, несмотря на многочисленные просьбы.

В середине марта 1972 г. я получил конфиденциальное сообщение от Елены Чуковской (внучки умершего в 1969-м Корнея Чуковского) о том, что Солженицын хотел бы поговорить со мной по важному для него делу. Мы с ним встретились в ближайшее воскресенье у Елены и ее матери Лидии Корнеевны — в другом элитарном доме также на улице Горького. Поскольку и эта квартира, как полагал Солженицын, прослушивалась, мы разговаривали на кухне вполголоса под шум текущей из крана воды — считалось, что этот звук заглушает голоса (при особо конфиденциальных беседах, например в квартирах иностранных корреспондентов, включали и душ в ванной). Некоторые реплики писали на бумаге карандашом.

Роберт Кайзер

Хедрик Смит

Солженицын сказал, что намерен дать развернутое интервью авторитетной британской или американской газете. Желая реализовать задуманное как можно скорее, он и обратился ко мне, поскольку знал о моих дружеских отношениях с несколькими иностранными журналистами.

Я посоветовал связаться сразу с двумя московскими корреспондентами ведущих американских газет — Робертом Кайзером («Вашингтон пост») и Хедриком Смитом («Нью-Йорк таймс»). Оба хорошо владели русским языком и пользовались высокой репутацией как журналисты. Договорились, что я организую все в течение недели и сообщу Солженицыну дату и время их прихода на квартиру Светловой: он хотел встретиться именно там, чтобы представить газетчикам свою новую семью.

С Кайзером мы обычно встречались по условному телефонному звонку в определенное вечернее время, по субботам на большой площадке у входа в Государственную библиотеку им. Ленина; оттуда мы шли в Александровский сад к стенам Кремля. Роберт обрадовался возможности встретиться с лауреатом Нобелевской премии. Точно так же позднее отреагировал на предложение и Хедрик Смит. Мы условились, что они придут к Солженицыну сами, без меня.

Назавтра, в воскресенье (работая в Боровске, я мог приезжать в Москву лишь в выходные), мы втроем собрались в Александровском саду. Американцы, обычно разъезжающие повсюду на своих больших машинах, за которыми велась автомобильная слежка, пришли туда пешком, убедившись в отсутствии «хвоста».

Я довел их до дома № 12 по Горького; он состоял из нескольких корпусов, и 8-й, где была нужная им квартира 169, не выходил окнами на главную улицу. Здесь — в центре столицы между Горького и Пушкинской — было на удивление тихо. Я показал журналистам подъезд, куда им предстояло войти 30 марта (эту дату назначил Солженицын).

При следующей встрече в том же условленном месте я нашел Кайзера и Смита возмущенными до крайности. Они рассказали, что Солженицын сначала отказался отвечать на вопросы: как выяснилось, он уже написал за них целиком все интервью — около 30 страниц машинописного текста — и намеревался, вручив им этот свой труд, закончить встречу. Да еще и настаивал, чтобы все было опубликовано полностью, «до последнего слова» — и в определенную дату.

— Даже президент США, — отчеканил Кайзер, — не может рассчитывать больше чем на одну страницу в нашей газете.

Хедрик Смит «Русские»

Корреспонденты не согласились взять навязываемый им текст. Солженицын по совету жены пошел на компромисс и ответил на некоторые их вопросы, подготовленные в письменной форме. Его устные ответы записали на магнитофон (сочтя, что возможное прослушивание квартиры, которого опасался писатель, не имеет значения — ведь беседу планировалось опубликовать).

Общение журналистов с Солженицыным продолжалась более четырех часов, и львиную долю этого времени поглотили дебаты на тему: какие из ответов писателя на им же заданные вопросы представляют интерес для американского читателя? Таких набралось негусто, и в их число не вошли ни описание того, чем занимались отец, дед и прадед Александра Исаевича, ни его семейные проблемы.

Когда 4 апреля интервью вышло в свет, негодовал уже Солженицын. На первых страницах вышеназванных ведущих американских газет было опубликовано спонтанное интервью, записанное на магнитофон, а небольшие отрывки из подготовленного заранее писателем текста помещены как «продолжение» где-то в приложениях к газетным выпускам, состоявшим обычно из нескольких больших секций.

Роберт Кайзер
«Россия: народ и власть»

...Четыре года спустя каждый из двух корреспондентов, вернувшись на родину, опубликовал о стране, где провел несколько лет, книгу: Хедрик Смит — «Русские» (The Russians), а Роберт Кайзер — «Россия: народ и власть» (Russia: The People and The Power). И та и другая стали бестселлерами, несколько раз переиздавались, были переведены на другие языки (через много лет — и на русский). Оба журналиста подробно описали ту памятную встречу с Солженицыным. Приведу небольшие отрывки, переведенные мною с английского.

«...Солженицын сам открыл нам дверь, но приотворил ее только на несколько дюймов. Его глаза — темные, пронизывающие — внимательно оглядели нас. Я мог видеть его большую ржаво-коричневую бороду и мягкий свитер под ней. Он был крупнее и выше, чем я думал.

Мы сказали с тревогой, что нас послал сюда Медведев. Удовлетворенный, он позволил нам войти и быстро запер дверь... В квартире он приветствовал нас очень тепло. И представил Наталье Светловой — круглолицей темноволосой женщине с большими мягкими глазами; она была лет на 20 лет моложе него... Физически он был динамичнее, чем я ожидал, — передвигался с атлетической легкостью по комнате, переставлял стулья. Темное табачное пятно на указательном пальце показывало, что он много курит...

Он вручил каждому из нас папку с надписью «Интервью с «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Внутри — страницы с напечатанным текстом: и вопросы, и ответы — все написано Солженицыным. Я был поражен. Что за ирония? Вот так же, наверное, передают материалы из ЦК в «Правду» — а здесь то же делает Солженицын, который всю жизнь боролся с цензурой. Теперь он посягает на нашу независимость, предлагая заранее подготовленное интервью. Как он может быть столь слепым или столь тщеславным?

Я подумывал о том, чтобы сразу уйти.

— Это возмутительно, — прошептал я Кайзеру. — Мы не можем пойти на такое.

Тот был более практичен.

— Давай сначала посмотрим, что это такое, — сказал он» (Hedrick Smith. The Russians. — P. 561—562).

«...Солженицын представил нас своей жене — красивой женщине с проницательным взглядом карих глаз. Ей 32, но в коротких волосах уже пробивается седина. Вскоре в комнате появился и сын Ермолай. Отец явно гордится первенцем.

Нас провели в комнату, служившую библиотекой. Вдоль стен — полки с книгами, в основном многотомные собрания сочинений. На столе — магнитофон «Сони».

У Солженицына хорошая улыбка. Удивительные глаза — яркие, выразительные, темно-синие...

Показав пальцем на потолок, он намекнул, что полиция присутствует — но лишь в виде электронных устройств... Мы сели за стол... Солженицын передал нам пачку бумаг с заголовком «Интервью с «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост»...

Теперь, сидя напротив него, мы поняли, что его и не интересовали наши вопросы. Он изначально намеревался провести интервью с самим собой. Рик занервничал. Мы оказались втянутыми в дело, которое служило лишь интересам Солженицына, но не нашим...

Затем он сказал, что он хотел бы получить заверение в том, что каждое слово, им написанное, будет напечатано... Мы сразу ответили, что это невозможно. Документ слишком велик... Мы репортеры — и не можем предсказать решения главного редактора. Это возмутило Солженицына» (Robert G. Kaiser. Russia: The People and The Power. — P. 429—430).

Полный текст подготовленного самим Солженицыным «интервью» впервые был опубликован в его же очерках литературной жизни «Бодался теленок с дубом» (Париж, YMCA-PRESS, 1975. — С. 560—578). Характер вопросов выдавал их автора с головой: ясно, что ни Кайзер, ни Смит не стали бы расспрашивать Александра Исаевича о его деде, о тете Ирине, у которой он проводил школьные каникулы, и т. п. Реальное интервью, напечатанное на первых страницах газет в Нью-Йорке и Вашингтоне, Солженицын никогда не публиковал.

«По внезапности появления и открывшимся мерзостям интервью оглушило моих противников, как я и рассчитывал. И даже больше, чем я рассчитывал», — пишет он в книге. Это сильное преувеличение. В действительности материал прошел незамеченным и не транслировался в русских передачах западных радиостанций.

Как в дальнейшем стало известно из сборника документов «Кремлевский самосуд» (М.: Родина, 1994), все разговоры в квартире Светловой 30 марта 1972-го были записаны и КГБ.

Несбывшийся замысел: Нобелевская церемония — к Христову дню

Когда я снова встретился с Солженицыным в квартире Елены Чуковской 1-го или 2 апреля, он вручил мне самодельный пригласительный билет, отпечатанный на машинке. Рукой Солженицына в правом верхнем углу было написано «На 1 лицо», ниже, посредине, — «Доктору Жоресу Медведеву Дорогой Жорес!», а дальше шел машинописный текст: «Приглашаю Вас присутствовать на Нобелевской церемонии 9 апреля 1972 г. Начало в 12 часов дня. Сбор гостей с 11.30 до 11.50 /ул. Горького, 12, кв. 169/ А. Солженицын». Слева от линии сгиба — аккуратно вычерченная схема прохода с улицы Горького к 14-му подъезду корпуса № 8 дома № 12.

Солженицын и Светлова тщательно готовили список приглашаемых на 60 персон (больше квартира не вмещала), выбирая тех, кто непременно, даже с радостью придет. Елена Чуковская напечатала пригласительные, Солженицын подписал их: В число удостоенных чести включили нескольких корреспондентов иностранных периодических изданий (в том числе Хедрика Смита и Роберта Кайзера) и — для объективности — советских газет «Труд» и «Сельская жизнь». Послали приглашение министру культуры Екатерине Фурцевой.

Все эти хлопоты, в успехе которых я не был уверен, стимулировались не столько желанием писателя получить Нобелевские медаль и диплом (денежная составляющая награды — около 100 тыс. долл. — уже в декабре 1970-го была положена в банк на имя Солженицына, и он мог использовать ее через своего адвоката), сколько его стремлением опубликовать Нобелевскую лекцию. Написав ее еще в ноябре 1970-го, он потом многократно переделывал текст, стремясь к тому, чтобы это выступление прогремело на весь мир.

По международному успеху «Письма IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей» в 1967 г. Солженицын понял: короткие, яркие документы обладают большей политической силой, чем романы и повести, которые читают немногие. Лаконичные заявления, тексты небольшого объема печатали миллионными тиражами в газетах и журналах, передавали по радио, тогда как аудитория произведений художественной литературы, беллетристики неизбежно более узка.

Подготовленный текст Солженицын никому не показывал, опасаясь его распространения. Нобелевские лекции должны быть связаны с какой-либо церемонией, организованной Нобелевским фондом; право на первую публикацию такой лекции (будь то по литературе, физике или медицине) принадлежало этому фонду, он же обладал авторскими правами (Copyright © The Nobel Foundation) на всех языках. Сборники впервые публикуемых Нобелевских лекций выпускались в Стокгольме с 1901 г.; их отдельные оттиски имели коммерческую стоимость, что способствовало пополнению фонда и соответственно увеличению размера денежных премий в последующие годы.

Карл Рагнар Гиров (в очках)

Александр Исаевич не мог самостоятельно объявить свой текст Нобелевской лекцией. Еще в 1970 г. посольство Швеции в Москве согласилось вручить ему Нобелевскую премию, но без публичной церемонии. Лауреат ответил отказом. В начале 1972-го Солженицын и постоянный секретарь Шведской академии Карл Рагнар Гиров в результате конфиденциальной переписки решили: провести церемонию вручения Нобелевских медали и диплома, а также чтение лауреатом Нобелевской лекции в Москве, на квартире семьи Солженицына, 9 апреля того же года. Поскольку это воскресенье, никому из приглашенных не придется отпрашиваться с работы. Кроме того, то было начало православной Пасхи.

Гиров запросил в посольстве СССР в Швеции визу на въезд в Советский Союз примерно за месяц до церемонии. В западных газетах и в интервью, данном Солженицыным Кайзеру и Смиту, обсуждался вопрос: получит ли визу секретарь Шведской академии? Уже в марте, вскоре после его обращения, МИД СССР по рекомендации Политбюро (как известно из рассекреченных сейчас документов переписки между КГБ и ЦК КПСС) принял решение: отказать. Посольство Швеции в Москве не поставили в известность об этом, и там готовились к приезду Гирова. Разумеется, не подозревал о срыве торжества и его виновник...

Председатель КГБ Юрий Андропов 3 апреля докладывал в ЦК КПСС (№ 854-А; особая папка; совершенно секретно):

«Комитетом госбезопасности получены оперативные данные, свидетельствующие о том, что СОЛЖЕНИЦЫН, не зная до настоящего времени о закрытии въезда в СССР секретарю Нобелевского фонда ГИРОВУ, активно готовится к его приезду...

Для приема гостей, приглашаемых на вручение, сожительница СОЛЖЕНИЦЫНА СВЕТЛОВА и ее родственники закупают в большом количестве посуду и продукты питания. В связи с тем, что день вручения 9 апреля приурочен к первому дню религиозного праздника Пасхи, прием одновременно будет носить характер религиозного торжества, для чего готовятся соответствующие реквизиты — пасхальные куличи, крашеные яйца и т. п.

СОЛЖЕНИЦЫН, находясь на даче РОСТРОПОВИЧА, разучивает наизусть текст подготовленной им ранее так называемой традиционной лекции лауреата Нобелевской премии...» (Кремлевский самосуд. — С. 217—218).

Об идее совместить Нобелевскую церемонию с празднованием Пасхи я был тогда не осведомлен, да и вообще не знал дат религиозных праздников. Вряд ли смогли бы серьезно воспринять соответствующие ритуалы и приглашенные на церемонию близкие друзья Солженицына — Лев Копелев и Ефим Эткинд: они тоже были атеистами. Академик А. Д. Сахаров получил приглашение «на два лица» — он теперь никуда не ездил без второй жены Елены Боннэр; они также ничего не знали о Пасхе [6].

_________________________________
6 Едва ли это так, ведь несколько поколений предков А. Д. Сахарова были православными священниками; с православной религией он познакомился с ранних лет в семье: «Моя мама была верующей. Она учила меня молиться... водила к исповеди и причастию... Верующими были и большинство других моих родных...». Он также упоминает в воспоминаниях о том, как вместе со школьными друзьями готовил к Пасхе крашеные яйца. — Ред.

О том, что Гирову отказали в визе, в Швеции стало известно из официального сообщения утром 4 апреля. По случайному совпадению в тот же день несколькими часами позже в США вышли газеты с упомянутым ранее интервью Солженицына.

Стиг Фредриксон

Приглашенных на нобелевскую церемонию, назначенную на квартире Светловой, разными путями оповестили об отмене торжества. И 9 апреля на Горького, 12 к назначенному времени пришел лишь корреспондент «Сельской жизни».

Неудача с попыткой провести соответствующую церемонию в Москве подтолкнула, однако, Нобелевский фонд к решению опубликовать лекцию Солженицына независимо от ее презентации. Микрофильм текста, снятый на квартире Натальи Светловой, перевез в Стокгольм шведский журналист Стиг Фредриксон.

Сборник Нобелевского фонда

В августе 1972-го вышел в свет сборник Нобелевского фонда, куда наряду с другими лекциями 1971 г. была включена и лекция Солженицына. Ее текст неоднократно транслировался в передачах западных радиостанций на русском языке; пространные цитаты из нее публиковались во многих западных газетах.

В то время, не имея опыта жизни на Западе, я рассматривал изложенные в лекции мысли Солженицына как способные оказать какое-то влияние на поведение людей и положение литературы. Да и Александр Исаевич тогда идеализировал «западные ценности». Он призывал людей отказаться от безудержного стремления к материальному благополучию, признать приоритет духовных ценностей. И считал, что художественная литература — высшая форма человеческой активности.

На месте Солженицына — писателя, давшего голос миллионам людей, пострадавших от тирании, появился Солженицын-пророк, озабоченный судьбой всего человечества.

Лондон

Жорес МЕДВЕДЕВДанная статья вышла в выпуске №23 (609) 8 — 14 июня 2012 г.